Забавно.

Интересно, он понимает, что она в него влюблена?

Арон берет на руки дочь Платона. И сажает к себе на колени. Маленькая кокетка строит глазки и тянет его часы, начиная их снимать. Красивая девчушка, очень похожа на Платона, только волосы русые, золотистые. Дует губки, когда Арон не отдает ей часы.

— Знакомься, — говорит мне Арон. — Это зайка Лера. 

Не узнаю своего мужчину. С ребёнком на руках он кардинально меняется. Мягкий, аккуратный, глаза горят теплом. Вытирает девочке испачканные пальчики салфеткой, а та льнет к нему, не слезая с рук. И этот мужчина мне будет рассказывать, что ему противопоказаны дети?!

Никогда не поверю, что в моменты срывов и агрессии он способен причинить вред близким. Семья, дети, любовь – и есть его панацея. Оглядывается на меня, улыбается, а я кусаю губы, понимая, что все смотрят на нас.

— Итак, позвольте мне начать, — Мирон встанет и поднимает бокал. 

— Наша семья проживает не лучшие времена. Отца уже нет, мать в клинике, и прогнозы неутешительные, — сглатывает, воцаряется тишина, но всего на несколько секунд. — Но жизнь продолжается, и семья Вертинских пополняется, растёт и крепнет. Наши дети – наше продолжение и сила. Не знаю, как вы, а мы с Миланой не собираемся останавливаться и работаем над дочерью. 

— Мирон, — усмехается Милана, краснея. 

— Не перебивай меня, женщина, — грозно произносит, но в шутливой форме. — Так вот, сегодня мы рады приветствовать в нашей семье Александру. Это теперь твой дом, и мы все рады, что ты здесь, — неожиданно, но приятно. Отец отзывался о Мироне, как о самом гадком и алчном человеке. — Ты сильная и смелая, раз согласилась связать свою жизнь с таким сложным человеком, как Арон. Достойно уважения. 

— Так, хватит заигрывать с моей женщиной, — обрывает его Арон. — Выпьем. 

Я чувствую себя неоднозначно. Приятно, что все меня принимают, несмотря на то, что я Павлова. В глубине души немного ноет из-за того, что здесь нет моих близких. И это очень сложный и почти нерешаемый вопрос. Но я никогда не пожалею, что связала свою жизнь с Ароном Вертинским.

ЭПИЛОГ 

Арон 

— Милана, ты уверена, что Александра поехала в клинику? 

— Да, уверена, — смешно ей, а вот мне не смешно. Моей жены нет уже около двух часов, и трубку она берет. — Да успокойся ты. Она писала мне пять минут назад. Скоро будет. На, выпей, — ставит на стойку большую чашку чая. 

— Что она написала? — нервничаю, вынимаю из кармана таблетки и выпиваю одну. Ненавижу эти пилюли, но они глушат моего зверя, кажется, он почти задохнулся от них. Хотя не совсем… 

Не все так просто.

Я работаю с психиатром и контролирую себя. Оказалось, что дело не только в моей шизе, а еще и в преизбытке одного из гормонов, который вызывает агрессию, кошмары и панические атаки. Да, я прошел ради моей женщины и нашего будущего полное обследование. Да, я лечусь и пью эти гребаные таблетки, от которых меня периодически клонит в сон, тоже ради нее. Да я сдохнуть готов ради нее.

— То, что она написала, тебе знать нельзя, — хитро заявляет Милана и подмигивает Алиске. 

— Вот вы мне скажите, зачем скрывать от отца пол ребёнка? Что за бред? 

Моя кошечка на пятом месяце беременности. Нет, мы не планировали… Точнее, я не планировал. Кошка поставила меня перед фактом. Вот такая шоковая терапия. Хочешь не хочешь, а ребенок уже есть. Наш ребенок. Меня встряхнуло тогда. Понадобилась, наверное, неделя на осознание того, что я стану отцом. На хрен мне врачи? Кошка – мой главный терапевт, ее методы мотивируют гораздо сильнее, чем сеансы у психиатра.

— Это традиция такая. Праздник «Гендер-пати» называется, — выдает Алиса. 

— Ты надоумила Сашу? — прищуриваюсь. 

— А что сразу я? — отнекивается Алиса, хотя по глазам вижу, что она. Они у нас чересчур дружные. Шепчутся, хихикают по углам. Саша очень быстро влилась в нашу семью. Нет, меня радует, но эти женские заговоры… — Ну весело же? Мы торт заказали, шарики, и все в цвет пола ребенка, — поясняет Милана. 

— Это как? 

— Ну, если мальчик, то начинка у торта и шарики будут голубые, а если девочка – розовые, — довольно сообщат мне Алиска. 

Хитрая лиса у нас растет. Платон не соскучится. Да, только дурак не заметил, что девочка неравнодушна к нашему братишке. Хоть и маленькая еще, но вырастет и покажет всем. Вот дурак Платон и не замечает. Точнее, он пока бредит своей женой, хотя, уже кажется, энтузиазма поубавилось, но из-за упрямства продолжает играть с Марьяной в семью.

— Ну правда, Арон. После смерти мамы наш дом погрузился в траур, — уже тихо и печально произносит Милана. — А тут счастье такое, чудо. Ваше маленькое чудо. И детям праздник, — убеждает меня, поглаживая по плечу. 

— Ладно, уговорили, лисицы, — отпиваю чай. — А на звонки она мне не отвечает, чтобы я поседел или это очередной заскок гормонов? 

— Нет у меня заскоков, — слышу позади голос кошки, разворачиваюсь. Глаза сверкают, смотрит на меня, обиженно поджимая губы. Но все равно красивая. Уже видно небольшой животик, грудь налилась, бедра стали немного больше, губы пухлее. Такие изменения сносят крышу. И то, что моя женщина носит моего ребёнка, тоже заводит. 

— Почему так долго? — как можно спокойнее спрашиваю я. Что бы там ни говорила Саша, гормоны у нас шалят. Чуть что не так – сразу в слезы. Теперь истеричка в нашей семье – кошка. 

А я держусь.

Спокоен как удав.

Стойко переношу всплески ее гормонов.

Стрелять, правда, по мишеням часто езжу, груша уже третья в спортзале, и подчиненных от меня трясет. А так я спокоен…

— Я не долго, это просто у тебя нет терпения, — заявляет моя жена. Рядом сидящая Алиса прыскает, закрывая рот рукой. 

— Кошка, — наигранно рычу. 

— Ну что ты у меня такой вспыльчивый? — уже мурлычет моя девочка, скидывает кофту и идет ко мне. Повисает на руке, водит носом по моему плечу. 

— Пошли, Алиса, приготовим все в гостиной, торт и шарики привезли, — Милана оставляет нас одних, утаскивая сестрёнку. 

Кладу ладонь на ее живот, поглаживаю. Не передать словами, какими ощущениями накрывает, когда чувствуешь, что внутри твоей любимой женщины растёт наш ребенок. Никогда не думал, что способен на такие эмоции. Я думал, что все отдал Саше. А оказалось, во мне скрыто еще много чувств к нашему неродившемуся ребенку.

— Ну и кто у нас там? Мальчик? 

— Не-е-е-ет, — смеётся кошка, закатывая глаза. — Я не скажу. Что мы тут, зря старались? Я хотела… — прекращает улыбаться. 

— Что? Что-то не так? — прекращаю гладить ее живот. Жена и ребенок – это не только счастье, а еще постоянная паника и паранойя за их благополучие. 

— Да нет, с нами все хорошо, — утыкается холодным носом мне в шею. Дышит. 

— Ну что такое? — вожу пальцами по ее спине, пытаясь уловить настроение. 

— Я хочу позвонить отцу. И сообщить, что жду ребенка. Маме и бабушке я запретила говорить, а сейчас хочу… 

Нет, я не воспылал родственными чувствами к Павлову. Но если моей женщине это важно, то я не имею права запрещать. Они не общаются, и Сашу это гложет.

— Хочешь – звони. Прямо сейчас. Мне выйти? 

— Нет, — мотает головой. Вынимает телефон, набирает, ставит на громкую. С каждым новым гудком она все сильнее и сильнее сжимает мою руку. 

— Да! — строго отвечает Павлов. Меня передергивает от его голоса, но я не показываю это Саше. Она молчит, растерялась. 

— Давай, — шепчу, подбадривая. 

— Пап, — тихо произносит она. 

Теперь тишина на том конце.

— Александра? — словно не веря, переспрашивает Павлов. 

— Пап, — опять повторяет она. 

— У тебя что-то случилось? Этот ублюдок тебя обидел?! — рычит в трубку, а я закатываю глаза. Хочется ответить ему тем же, но я сжимаю челюсть и молчу. Саша и так волнуется. 

— Нет, пап, у меня все отлично. 

— Ты позвонила мне сказать, как тебе хорошо быть Вертинской?